Давид ФЕЛЬДМАН, Валерий ЧУМАКОВ
Террор — это способ управления обществом – 1999, №4 (22)

Беседа журналиста Валерия ЧУМАКОВА с доцентом кафедры истории русской литературы РГГУ, крупнейшим в России исследователем терроризма, автором книги «Поэтика террора» (в соавторстве с Михаилом Одесским) Давидом ФЕЛЬДМАНОМ

— Давид Маркович, Ваш спецкурс тоже называется «Поэтика террора»? Разве можно к людям, сделавшим устрашение народа делом своей жизни, применять термин «поэзия»?

— Давайте сразу договоримся о терминах. Поэтика — это совокупность средств выражения. Когда говорят «поэтика Чехова», то имеется в виду не то, что он стихи писал, а совокупность средств выражения, которые он использовал. Поэтому «поэтика» — это язык, на котором разговаривают террористы, и совокупность средств выражения того, как они объясняют то, что делают, как оправдывают свои действия.

— Ну уж если мы говорим о терминах, то давайте определимся, что такое «террор».

— На самом деле это далеко не такой простой вопрос, как кажется вначале. На эту тему есть масса точек зрения, различных трудов, хотя все вроде бы понимают, о чем идет речь. Возьмем нынешние взрывы. Это террор? Террор. В кого-то стреляли. Это террор? Террор. Сталин загнал половину страны в лагеря. Это террор? Террор.

Так что же есть террор? Я придерживаюсь достаточно простой формулировки: «Террор — это способ управления социумом». Он возможен только там. где люди равны перед законом. В средневековье, например, никакого террора не было.

— Постойте, но если, например, убийство монарха есть террористический акт, то подобные вещи происходили и в средневековье и в античности...

— Давайте не будем путать. Политические убийства — далеко не обязательно террор. Они были всегда, как и массовые репрессии. Террор — это метод управления социумом посредством превентивного, то есть предварительного, устрашения.

Безусловно, любое управление обществом предполагает некое устрашение в определенных законом формах. Преступника наказывают не столько для того, чтобы он осознал тяжесть содеянного, сколько для того, чтобы все остальные члены социума убедились: нарушение закона наказуемо. А террор нарушает само соответствие объекта кары и конкретного преступления. Тут объектом наказания могут оказаться и оказываются те, кто никакого преступления не совершал.

Когда появляется террор? Возьмем традиционный социум средних веков. Сверху Бог, за ним царь, помазанник божий. В этом обществе предполагается, что все люди не равны, что каждый существует для чего-то. Этим определяются его права и обязанности. Монарх осуществляет волю Господа. И все общество изначально знает: монарх рожден царствовать, феодал — управлять народом. Здесь все достаточно просто. Возможны ли в этой ситуации политические убийства, массовые казни? Да, конечно! Но они используются не для того, чтобы кого-то устрашить. Иван Грозный творил массовые казни, но при этом он был абсолютно уверен в своем праве это делать. И при этом он не мог покуситься на устои государства. Он мог убить боярина, но при этом тот оставался боярином, его сословная принадлежность оставалась.

Что происходило потом? Традиционный социум разваливается. Люди создают новую теорию власти. Власть — это уже не то, что дано Богом, а некий общественный договор: мы свои права, права каждого человека, ограничили в пользу государства, а за это государство должно нам гарантировать безопасность, разбирать наши конфликты и прочее.

Впервые террор, в том виде, в каком мы его знаем, появился во время Великой французской революции. Именно тогда была сформулирована идея государственного террора, когда убивают не за что-то, а для чего-то. Когда принимаются законы, в соответствии с которыми все родственники преступника объявляются «подозрительными». Или все дворяне. Тогда впервые начали убивать людей не за то, что они совершили, а чтобы «спасти всех остальных». Но для того, чтобы эта схема работала, нужна «массовая истерия», социум должен одобрить эти действия.

— Как можно заставить человека поверить в необходимость убийства невинных людей?

— А очень просто. Идея «осажденной крепости». Надо, чтобы народ понял, что «мы в осаде», «вокруг враги, внутри — пособники врагов». Тогда правительству надо дать чрезвычайные полномочия. Пусть погибнут иногда и не вполне виновные, но это лучше, чем если погибнут все.

— У Сталина был тезис об усилении классовой борьбы.

— Совершенно верно! Было сказано, что семья советского гражданина, попытавшегося пересечь государственную границу, подлежит уголовной ответственности. Это те же самые заложники! В этом и смысл террористического управления: во-первых, нужно превентивное устрашение, то есть «до того, как...» А во-вторых, нужно, чтобы социум это одобрил.

Вы помните, как шла к власти партия большевиков? Большевики объяснили, что нынешнее правительство — враг, который губит весь народ. В борьбе за спасение народа хороши все средства. А как еще можно оправдать взрывы, убийства губернаторов? Да подлецы же, народ губят! Пусть этот конкретный ничего не сделал, но остальные ведь делают.

Причем если питательная среда государственного террора — истерия солидарности с правительством, то отдельные террористы рвутся к власти, возбуждая истерию неповиновения правительству. Правительство нас губит, и в борьбе с ним хороши все средства.

— То есть террористы нагнетают истерию?

— Да. Каждый член социума должен убедиться, что правительство ГУБИТ народ. Задача — дестабилизация, паралич власти. Народовольцы, когда бросали свои замечательные бомбы, хотели именно парализовать власть.

Им казалось, что если вырезать крупнейших сановников и монарха, то империя потеряет управление и полыхнет крестьянское восстание. Но не получилось. Монарха убили, а восстание не получилось.

— Почему? Рассчитано же все было правильно.

— Неправильно! Они не учли стабильности социума. А он оказался очень стабильным. Тогда еще в массах не умерла идея богоизбранности монарха. Эта идея мешала многим террористам. Именно из-за стойкости этой идеи декабристы и тянули девять лет со своим восстанием. Потому что, ну, убьют они царя, ну, выйдут к солдатам и скажут: «Слушайте нас!», а им ответят: «А кто ты такой? Какое право ты имеешь управлять нами? Ты ж не царского рода!» И все!

— Но ведь на Руси не всегда царствовали династии. Сколько было царей-одиночек, вопрос о легитимности которых вызывал большие сомнения.

— Вот тогда и возникала народная смута. Смутное время пошло от того, что «Борис-то не совсем правильный царь, вот поэтому мы и получаем... А вот придет царь, страдания наши и кончатся». Крестьяне не в доброго царя верили, чепуха, а в законного.

— Значит, Гришка Отрепьев мог быть трижды добрым и трижды справедливым, но все равно он был обречен?

— Да, пока он не царь Дмитрий, никто за ним не пойдет, будь он хоть архидобрым. Кому он нужен? Со временем идея богоизбранности умерла. Люди поняли, что власть — это то, как они договорились, и идея рухнула. Война в Чечне была проиграна Россией именно потому, что страна стала демократической. Правительство уже ДУМАЛО о том, что скажут люди. И вот тут правительство отошло от основного принципа: никогда не надо уступать террористам. НИ-КОГ-ДА! Ведь что такое теракт в Буденновске? Устрашение всех и общее требование: вы не можете нас защитить, тогда не воюйте с этой Чечней! И ведь получилось!

— А если бы тогда не уступили?

— Тогда бы террористы точно всегда знали, что их убьют, что их действия не имеют смысла. Ну, захватил, ну, придет группа «Альфа», всех убьет. Ну да, крови будет больше, могут погибнуть заложники, но это бессмысленно!

— Выходит, тот беспрецедентный разгул терроризма, какой мы сейчас наблюдаем в Москве, спровоцирован нашими же действиями?

— Ну, во-первых, не беспрецедентный. То же самое делали французские террористы в прошлом веке. Собственно, это они открыли идею эксцетативного террора, то есть возбуждающего. Был такой персонаж, Равашоль. После разгона первомайской демонстрации и осуждения ее участников он решил наказать «неправедных» судей и стал взрывать их дома. Это встретило даже некоторое одобрение населения. Но когда погиб президент, когда стали происходить взрывы в кафе, в театрах, французская пресса сумела убедить население, да и само оно убедилось, что Равашоль — преступник. И он был казнен как уголовный преступник.

То же самое происходит и сейчас. Что означают эти взрывы? Дестабилизацию положения в стране. Правительство, мол, не в силах защитить своих граждан. Раз оно не в силах защитить своих граждан, то оно должно уступить власть. Попытка свалить президента и правительство или заставить их уступить. Это и есть управление посредством превентивного устрашения. Устрашают массы, массы воздействуют на правительство, правительство уступает требованиям террористов.

— Но ведь вроде террористы в Москве не выдвигают каких-то особых требований.

— А они и так понятны. На данный момент положение ясное. Чечня хочет ввести ситуацию «осажденного города». У них там сейчас очень плохо. Бандитский режим ни к чему не привел. Они надеялись, что через их страну будет идти труба с нефтью и они будут жить, как в Эмиратах. Но какой сумасшедший пустит подобную трубу через нестабильную территорию? Значит, для того, чтобы удержаться этому режиму, нужно что? Превратить Чечню в воюющее государство. Сделать ее осажденной крепостью, а для этого заставить с собой воевать. Отсюда вылазка в Дагестан. А Россия воевать не хочет. Она просто выдавливает террористов со своей территории. Следовательно, что надо делать?

— Дестабилизировать ситуацию в центре страны.

— Совершенно верно. Все просто. Теперь что должно делать правительство в ответ на действия террористов? Ясно только, что оно НЕ ДОЛЖНО делать. Не должно вводить чрезвычайного положения. Именно это и нужно террористам. Народ не может долго жить в режиме чрезвычайного положения. А сейчас на правительство идет очень сильное давление: заставить объявить чрезвычайное положение, заставить объявить террор против всех кавказцев! И вполне вероятно, что правительство опять пойдет на поводу у террористов и введет ЧП.

— Но ведь и в правительстве, наверное, есть люди, специализирующиеся на работе с террористами. Чем же они сейчас занимаются?

— Дело в том, что у нашей страны крайне маленький опыт борьбы с терроризмом. В тоталитарном государстве, в котором мы до недавнего времени проживали, террор мог быть только одним — государственным. Наши специалисты пока плохо себе представляют, как надо общаться с террористами. Хотя терроризм очень предсказуем. Я был крайне удивлен действиями правительства в Буденновске. Этого нельзя было делать! Нас подвело то, что у нашего правительства и у нашего президента оказалось человеческое лицо. Они оказались просто людьми: пожалели своих сограждан. Сегодняшние взрывы — это как раз следствие того, что в стране режим демократический. Правительство вынуждено учитывать мнение населения. И средства массовой информации имеют выбор. Нормальная их позиция была бы — разъяснять, что эти взрывы — давление на население с тем, чтобы оно давило на правительство. Но любая уступка террористам приведет только к одному: их методы станут более эффективными. Уже становятся...

— Довольно сложно объяснить что-нибудь человеку, у которого сын или дочь содержатся в заложниках.

— Да мы все сейчас в заложниках. Да, сложно человеку в такой ситуации что-нибудь объяснить. Проще давить на психику. Проще давать по телевидению видеоряды с разорванными телами и обгорелыми черепами. Если сейчас правительство пойдет на уступки, то в скором времени Россия будет платить дань Чечне. Это же очевидно: опять будут заложники, взрывы. Абсолютно понятная экономическая ситуация. Промышленная структура Чечни разрушена, транспорт разрушен, связи нет. Попытка провести линии связи кончилась гибелью английских инженеров.

— Но что сейчас должно делать российское правительство?

— Террористы загнали его в положение, которое в шахматах называется «цугцванг». Говоря проще — куда ни сходи, будет только хуже. Единственное нормальное решение — растить профессиональных бойцов с терроризмом. Второй путь борьбы с терроризмом — это поиск и перекрытие путей поступления средств. На каждый теракт требуются значительные суммы, без денежных вливаний террористические бригады долго существовать не могут. Обратите внимание, как молниеносно пропала знаменитая Ирландская республиканская армия. А все почему? Развалился «большой друг» СССР, пропал источник финансирования.

— Погодите, но с какой стати Россия должна Чечне что-то платить?

— Здесь у террористов логика очень простая: войной Россия нанесла огромный ущерб Чечне и теперь должна платить дань. И дань эта со временем будет увеличиваться. Это понятно: потребности растут, население растет, работать никто не работает, потому что негде. Значит, либо сейчас наше правительство показывает свою силу, причем любой ценой, либо мы станем экономическим придатком Чечни.

Сегодня идет процесс разрушения государства. Идея откупиться от террористов никогда не приносила ничего хорошего. Это очень жесткая вещь. Любое выступление террористов должно сопровождаться контрударом. Другого способа бороться с ними нет. Обратите внимание на действия других стран. Взорвали американское посольство, чем на это ответили Штаты? Ударом по террористам. Были взрывы на рынке в Израиле, чем на это ответили? Ударом по террористам. Сейчас ситуация очень простая: либо средства массовой информации будут нагнетать массовую истерию, как было, кстати, и в феврале 1917 года, либо надо начинать полномасштабные боевые действия против террористов.

Возможно это в сегодняшней России? Сразу на авансцену будут выброшены матери с лозунгом «Не посылайте наших детей на войну». Затем выйдут вперед правозащитники с криками: «Дайте волю свободолюбивому чеченскому народу».

— А что должны делать средства массовой информации?

— Первым делом думать, что пишут и кому это на руку. Обратите внимание, как бы случайно история о заграничных счетах семьи президента совпала с войной в Дагестане. Не странное ли совпадение? Сразу два удара по правительству. С двух сторон нагнетается истерия неповиновения правительству, и газеты в этом здорово помогают. Посмотрите: воры, взяточники... Но извините, пока ведь ничего не доказали! Выступает прокурор по телевизору и объясняет, что он был близок к окончательному раскрытию дела и в этот момент его почему-то дискредитировали.

Идет массированное давление на правительство. Сейчас еще будет какой-нибудь яростный скандал, обязательно будет. Я не говорю, что нашего президента окружают только кристально честные люди, нет. Я только говорю, что войну против него зачастую ведут люди куда как более грязные, и средства массовой информации часто оказываются на их стороне. А надо бы подумать, прежде чем печатать, откуда пришла данная информация и кому она нужна. Может быть, тогда у нас и жизнь наладится.

Материал опубликован в журнале ««Огонек» № 26 от 20 сентября 1999 года.
Перепечатывается с разрешения редакции журнала «Огонек».


Теги: Интервью, Терроризм

В начало страницы

Актуальная цитата


Власть теряла и теряет лучших людей общества, наиболее честных, увлеченных, мужественных и талантливых.
«Правозащитник» 1997, 4 (14)
Отвечают ли права и свободы человека действительным потребностям России, ее историческим традициям, или же это очередное подражательство, небезопасное для менталитета русского народа?
«Правозащитник» 1994, 1 (1)
Государства на территории бывшего СССР правовыми будут еще не скоро, и поэтому необходимо большое количество неправительственных правозащитных организаций.
«Правозащитник» 1994, 1 (1)
Люди говорят: «Какие еще права человека, когда есть нечего, вокруг нищета, беспредел и коррупция?»
«Правозащитник» 2001, 1 (27)
На рубеже XX и XXI веков попытки вернуть имя Сталина в официальный пантеон героев России становятся все чаще. Десять лет назад это казалось невероятным.
«Правозащитник» 2003, 1 (35)