25 августа 1968 года в Москве восемь человек доказали, что не все в Советском Союзе смирились с вторжением.
В те трагические дни и ночи в Москве горстка героев начала подготовку демонстрации протеста. В «Самиздате» и «Хронике текущих событий» осудили оккупацию, но кто-то должен был более твердо и смело выступить в защиту чести советского народа.
Все решалось стремительно: обсуждение, разведка и выбор места действия. В Москве на Красной площади 25 августа 1968 года, когда куранты на кремлевской башне били ровно двенадцать, отважная восьмерка, развернувшись лицом к Историческому музею, начала демонстрацию. Лариса Богораз, Павел Литвинов, Константин Бабицкий, Вадим Делоне, Владимир Дремлюга, Виктор Файнберг, Наталья Горбаневская и Татьяна Баева подняли над собой плакаты с лозунгами: «За вашу и нашу свободу!», «Да здравствует Дубчек!», «Руки прочь от ЧССР!», «Долой оккупантов!» и флажки Чехословакии.
Вначале все, казалось, замерли. Потом демонстрантов быстро окружили люди, находившиеся на Красной площади. Толпа росла. Вот-вот из Кремля могли появиться машины с делегацией ЧССР во главе с президентом Людвиком Свободой и арестованными лидерами «Пражской весны». И тут, расталкивая толпу, к демонстрантам бросились сотрудники КГБ в штатском. Они стали вырывать плакаты и флажки, нанося удары. Появились черные «Волги». Демонстрантов, продолжая избивать, стали запихивать в машины. На всю площадь раздавались крики: «Бей антисоветчиков, бей их!»
В обращении к главным редакторам ряда газет стран Европы и США Наталья Горбаневская писала: «Почти одновременно раздался свист и со всех концов площади к нам бросились сотрудники КГБ в штатском: они дежурили на Красной площади, ожидая выезда из Кремля чехословацкой делегации. Подбегая, они кричали: «Это все жиды! Бей антисоветчиков!» Мы не оказывали сопротивления. У нас вырывали из рук лозунги, Виктору Файнбергу разбили в кровь лицо и выбили зубы. Павла Литвинова били по лицу тяжелой сумкой (по свидетельству В. Дремлюги, сумка раскрылась и из нее выпал пистолет — Л. П.). Нам кричали: «Расходитесь!»... Через несколько минут подошли машины, и всех, кроме меня, затолкали в них. Я была с трехмесячным сыном, и поэтому меня схватили не сразу. Я сидела у Лобного места еще около десяти минут. В машине меня били... Ночью у всех задержанных были проведены обыски. Нас обвиняли в «групповых действиях, грубо нарушающих общественный порядок»... После обыска я была освобождена, вероятно, потому, что у меня двое маленьких детей...»*
На допросах в 50-м отделении милиции на Пушкинской улице демонстранты проявили твердость. «... Они меня спрашивают: «Какую антисоветскую литературу читал?» —рассказывал позже Владимир Дремлюга. — На поставленный вопрос я ответил без всякой иронии: «Из антисоветской литературы читал «Три мушкетера» Дюма. Там Д'Артаньян садится на лошадь и едет себе из Франции в Англию. И я хотел бы сесть на свой велосипед и поехать из Советского Союза хотя бы в Польшу. Пять раз просил разрешения на туристическую поездку в Чехословакию — пять раз отказывали».
Но все протестанты прекрасно понимали, что за пять минут свободы на Красной площади могут расплатиться годами лишения свободы.
Пятеро из протестантов — филолог Лариса Богораз, лингвист Константин Бабицкий, рабочий Владимир Дремлюга, поэт Вадим Делоне и физик Павел Литвинов — после ареста и допросов предстали перед Московским городским судом. Трое, жестоко избитых, были отпущены —скусствовед Виктор Файнберг, поэтесса Наталья Горбаневская и студентка Татьяна Баева. Но, освободив, им устраивали провокации, агенты КГБ осуществляли постоянное преследование, бросали в спецпсихбольницы и в конце концов довели до эмиграции.
На суде пятерка произнесла смелые речи. Они быстро распространились в «Самиздате». «О плакате, который я держала («Руки прочь от ЧССР!»), прокурор в своей речи задавал ряд вопросов, — говорила в защитной речи Лариса Богораз. — В частности: «Что означает лозунг «Руки прочь от ЧССР!»? Чьи руки? Может быть, германских реваншистов?» Разъясняю: это значит, что я протестую против ввода советских войск в ЧССР и требую их оттуда вывести. Я считала тогда и считаю сейчас, что ввод войск в Чехословакию — ошибка нашего правительства, а форму для этого протеста я избрала традиционную для демонстрации такого рода.
О лозунге «За вашу и нашу свободу!» прокурор спрашивает: «О какой свободе вы говорите?» Не знаю, известно ли прокурору, а также и остальным, что это широко известный лозунг. Я знакома с историей этого лозунга и вкладываю в него исторический и традиционный смысл. Это лозунг польско-русского демократического движения XIX века. Мне дорога идея преемственности совместных демократических традиций.
О лозунге «Долой оккупантов!» прокурор в своей речи говорил, что оккупация — это Бабий Яр, Лидице, Освенцим и Майданек. Да, все мы знаем, что такое фашистская оккупация. Но слово «оккупация» имеет еще и прямой смысл: занятие территории одного государства войсками другого государства. А этот факт имел место».
Ларису Богораз на суде поддержали товарищи по демонстрации.
«Матерью, советской школой, великой русской литературой я воспитан в горячей любви и уважении ко всем трудящимся, к закону, к нашей родине, к нашему народу и народам всего земного шара, — говорил Константин Бабицкий. — Я прошу вас, граждане судьи, видеть во мне и моих товарищах не врагов советской власти и социализма, а людей, взгляды которых в чем-то отличаются от общепринятых, но которые не меньше любого другого любят свою родину, свой народ и потому имеют право на уважение и терпимость... Я полагаю, что вы здесь не только решаете судьбу нескольких человек на ближайшие несколько лет, но так или иначе — пусть отдаленно — влияете на судьбу всего человечества».
«Приговор я знал заранее, — сказал Павел Литвинов, — еще когда шел на Красную площадь. Почти год я подвергался систематической слежке. Тем не менее я вышел на площадь. [...] Как советский гражданин, я считал, что должен выразить несогласие с грубейшей ошибкой нашего правительства, с нарушением норм международного права и суверенитета другой страны».
«Не знаю, принято ли брать к последнему слову эпиграф, — начал свою речь Владимир Дремлюга, — но если принято, то я взял бы эпиграфом слова Анатоля Франса из «Суждений господина Жерома Куаньяра»: «Неужели вы думаете прельстить меня обманчивой химерой этого правительства, состоящего из честных людей, которые возводят такие укрепления вокруг свободы, что вряд ли ею можно будет пользоваться».
«Лозунги в очень резкой форме критиковали действия правительства, — солидаризировался с товарищами Вадим Делоне. — Я убежден, что критика отдельных действий правительства не только допустима и законна, но и необходима. Все мы знаем, к чему привело отсутствие критики правительства в период сталинизма... Текст лозунга, который я держал в руках: «За вашу и нашу свободу!» — выражает мое глубокое личное убеждение»**.
«Чехословацкие события» неосталинисты восприняли как сигнал к еще более мощному произволу. Советская пресса сообщала: «Именем Российской Советской Федеративной Социалистической Республики... суд приговорил Дремлюгу В. А. к трем годам, Делоне В. Н. — к двум годам и десяти месяцам лишения свободы; Литвинова П. М. — к пяти годам, Богораз Л. И. — к четырем годам, Бабицкого К. И. — к трем годам ссылки.
Подсудимые получили свое. Получили по заслугам. Находившиеся в зале суда представители общественности Москвы с одобрением встретили приговор суда. Пусть наказание... послужит серьезным уроком для тех, кто, может быть, еще думает, что нарушение общественного порядка может сходить с рук. Не выйдет!»
Приговор был вынесен под председательством судьи В. Г. Лубенцевой и народных заседателей П. И. Попова и И. Я. Булгакова. Государственное обвинение поддерживал прокурор В. Е. Дрель. Судить за факт участия в демонстрации как бы противоречило Конституции. Осудили по статьям 1901 и 1903. То есть за измышления, порочащие советский общественный и государственный строй.
Из Лефортовской тюрьмы Павла Литвинова направили в Читинскую область, Ларису Богораз в г. Чуна Иркутской области, Константина Бабицкого в Красный Затон под Сыктывкар, Вадима Делоне в Тюменский край, Владимира Дремлюгу — в Мурманск. Шли месяцы и годы, но они не знали, что вслед за тюремными испытаниями, ссылкой и лагерями им предстоят новые, которые обрекут их на безработицу, а затем и на эмиграцию.
«Из ссылки я вернулась в Москву. — вспоминает Лариса Богораз. Я была последней из демонстрантов, которой удалось прописаться. Следующих за мной уже не прописывали. Павел Литвинов из-за этого эмигрировал в Штаты. Меня нигде не брали на работу: ни научным сотрудником в НИИ, ни учителем в школу, ни в детский сад воспитателем. Я пыталась устроиться в сад для глухонемых детей (уж им-то я никак не могла передать своих мыслей), но и туда меня не взяли. Я работала лифтером, потом ушла на пенсию...»
Она была кандидатом наук, занималась математической лингвистикой... Ее лишили средств к существованию, окончательно разрушили здоровье, лишили ученой степени...
«21 августа утром, — напишет в своем романе «Портреты в колючей раме» Вадим Делоне, — я узнал, что советские танки вошли в Прагу. Невыносимым было состояние унижения, бессилия, отчаяния и стыда за свою страну. На многих дачах горели костры — жгли самиздат, опасаясь обысков. 25 августа вместе с моими друзьями я вышел на Красную площадь... Я был приговорен к трем годам лагерей... Я с грустью думал о том, что покидаю стены тюрьмы. Лефортово, тишина которого многих сводила с ума, теперь казалась мне чуть ли не последним пристанищем, последней возможностью побыть с самим собой наедине. Ведь впереди этап в Сибирь»***.
Он пройдет этот тяжелейший этап в краю ночи и мерзлоты. В 1975 году — эмиграция в Париж. Семь лет он переживал страшную ностальгию по России. В 1983 году его жизнь оборвалась. Похоронили его во Франции.
Константин Бабицкий был ученым широкого профиля. Его работы в области словообразования, синтаксиса и семантики восхищали специалистов.
Когда в ЧССР началась борьба со сталинской моделью социализма, он выучил чешский язык.
«Он попал в Прагу в разгар «Пражской весны», — вспоминает его друг Юрий Апресян, — был совершенно ею покорен и посвятил ей стихотворение... Вот его заключительная строфа:
Драконов шит обронен мелким гадом.
Господь оттяпал пядь у сатаны.
Россия спит, но гулко бьется рядом
Большое сердце маленькой страны.
Когда «Пражская весна» была раздавлена советскими танками, Костя счел себя морально обязанным публично выразить протест. 22 августа в Институте русского языка состоялся митинг, который должен был продемонстрировать единство партии и народа. Костя произнес на нем самую короткую и самую яркую речь: «Родина — мать, ее не выбирают, но сегодня мне стыдно, что я гражданин Советского Союза...» Накануне демонстрации у его товарищей возникли сомнения в целесообразности задуманной акции, и они позвонили ему. Он ответил: «Как хотите, я пойду один».
После ссылки — новые испытания. Пожар в его доме в Кудряеве, устроенный КГБ, гибель уникальной библиотеки, увольнение по указанию спецорганов из музея А. Н. Островского в Щелыково... На работу нигде не брали. Он вынужден был пойти в кочегарку. В жаре дышал угольной пылью и углекислым газом. Потом на протяжении семи лет приступы болезни Альцхаймера. Константин Бабицкий скончался 14 сентября 1993 года. Похоронен на Головинском кладбище в Москве.
Демонстранты с Красной площади томились в тюрьмах, лагерях, ссылке. Вскоре в тюремных застенках оказался и генерал П. Г. Григоренко, который еще накануне вторжения и оккупации ЧССР написал смелое письмо Александру Дубчеку с предложением максимально использовать вариант самообороны, взяв под контроль «основные шоссейные дороги, ведущие из Восточной Германии, Польши и СССР, и организовать оборону аэродромов». Генерал и его друзья писатель Алексей Костерин, старый большевик Сергей Писарев, председатель колхоза Иван Яхимович и другие накануне вторжения посещали посольство ЧССР, передавали письма в поддержку нового курса КПЧ, осуждали давление брежневского руководства...
В СССР с книжных прилавков исчезли коммунистические газеты «Юманите» (Франция), «Унита» (Италия), «Морнинг стар» (Великобритания), «Борба» (Югославия) и другие издания, в которых выражалось негативное отношение к вторжению; усиленно шло глушение зарубежных радиостанций. Одна за другой следовали кампании арестов и обысков, изъятий самиздата и суровых приговоров.
Официальная пропаганда сообщала о «всенародном одобрении» политического руководства страны, «его деятельности» по отношению к ЧССР. Но «Самиздат» жил, появились новые тексты «Хроники текущих событий». В них битва с деспотией и произволом находила новое отражение.
Документ:
«Депутатам
Верховного Совета СССР
Депутатам
Верховного Совета РСФСР
копии: редакциям газет
«Известия»
и «Советская Россия»
11 октября 1968 года Московский городской суд вынес приговор Константину Бабицкому, Ларисе Богораз, Вадиму Делоне, Владимиру Дремлюге и Павлу Литвинову.
Это пять человек — участники демонстрации на Красной площади 25 августа 1968 года против ввода войск в Чехословакию.
Их участие в мирной демонстрации, попытка выразить свой протест конституционным путем были квалифицированы как «грубое нарушение общественного порядка».
Их лозунги «Да здравствует свободная и независимая Чехословакия», «За нашу и вашу свободу», «Руки прочь от ЧССР», «Долой оккупантов», «Свободу Дубчеку» — квалифицированы как заведомо ложные измышления, порочащие советский государственный и общественный строй.
Мы считаем, что участникам демонстрации вынесен заведомо неправосудный приговор. Этот приговор явился расплатой за открытое и гласное выражение ими своих убеждений. Мы считаем, что не было никаких законных оснований для возбуждения уголовного дела.
Граждане депутаты Верховного Совета! Мы не говорим о вопиющих процессуальных нарушениях, допущенных судом и следствием. Речь идет о более важном. Нарушены гражданские свободы, гарантированные советской Конституцией: свобода слова, свобода демонстраций. Ваш долг — защитить эти свободы. Поэтому мы обращаемся к вам и просим вас вмешаться и настоять на отмене приговора и прекращении уголовного дела ввиду отсутствия состава преступления».
Под письмом стояло 95 подписей. Это были подписи заслуженного артиста РСФСР И. Кваши, писателя и публициста А. Костерина, бывшего генерал-майора П. Григоренко, профессора консерватории М. Юдиной, известного барда Ю. Кима, математика Т. Великановой, историка Б. Сушко, режиссера-кинематографиста Ю. Штейна, инженера Т. Авруцкого и других.
И снова волна за волной шли репрессии. Многие из 95 протестантов были лишены права на труд, остались без средств к существованию.
В первую годовщину ввода войск в Чехословакию появился новый протест. Его составляли на квартире Петра Якира.
«21 августа прошлого года произошло трагическое событие: войска стран Варшавского Договора вторглись в дружественную Чехословакию.
Эта акция имела целью пресечь демократический путь развития, на который встала эта страна. Весь мир с надеждой следил за послеянварским развитием событий в Чехословакии. Казалось, что идея социализма, опороченная в сталинскую эпоху, теперь будет реабилитирована. Танки стран Варшавского Договора уничтожили эту надежду. В эту печальную годовщину мы заявляем, что мы по-прежнему не согласны с этим решением, которое ставит под удар будущее социализма.
Мы солидарны с народом Чехословакии, который хотел доказать, что социализм с человеческим лицом возможен. Эти строки продиктованы болью за нашу родину, которую мы желаем видеть истинно великой, свободной и счастливой.
И мы твердо убеждены в том, что не может быть свободен и счастлив народ, угнетающий другие народы.
П. Якир, Л. Петровский, Г. Подъяпольский, Н. Горбаневская, М. Джамилев, Л. Терновский, 3. Григоренко, И. Габай, В. Красин, С. Ковалев, А. Левитин-Краснов, Т. Баева, Ю. Вишневская, Н. Емелькина, Л. Плющ, И. Якир, А. Якобсон».
Многие органы печати за рубежом, поместившие протест, давали комментарии. В некоторых из них отмечалось, что если 17 протестантов окажутся на скамье подсудимых, то всего перед судом будет 19 человек, ибо среди таковых будут Энгельс и Ленин.
Пятеро из восьми демонстрантов были вынуждены эмигрировать из Советского Союза. Павел Литвинов, Владимир Дремлюга и Татьяна Баева оказались в США, а Наталья Горбаневская и Вадим Делоне — во Франции.
Только в декабре 1989 года правительство СССР, а также руководители Болгарии, Венгрии, ГДР и Польши осудили ввод войск в Чехословакию. Тогда вновь встал вопрос о политической реабилитации всех демонстрантов. Писали о необходимости возвращения им гражданства страны, восстановлении трудового стажа, места жительства и работы, установлении достойных пенсий, выплаты компенсаций за «вынужденные прогулы» и потерянное здоровье, вручении почетных дипломов исключенным из институтов и аспирантур...
Но лишь 6 июня 1990 года приговор в отношении демонстрантов — героев 25 августа 1968 года — был отменен, а дело в отношении всех подсудимых прекращено за отсутствием состава преступления.
* Плакаты и флажки ЧССР Н. Е. Горбаневская изготовила дома, а на Красную площадь доставила их в коляске младшего сына, спрятав под матрасиком.
** Все речи демонстрантов, произнесенные на суде, цитируются по самиздатовскому экземпляру, сохранившемуся у автора. Они также сверены с текстами, которые опубликованы в книге Н. Горбаневской «Полдень». Париж, 1970 г. — Л. П.
*** Опубликованная на Западе книга В. Делоне «Портрет в колючей раме» была удостоена литературной премии имени Даля.
Автор выражает признательность и сердечную благодарность архиву истории научно-информационного и просветительского центра «Мемориал» за предоставленные фотографии участников демонстрации.
